Наши НОВОСТИ

Уха на Бибисири

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В Очамчирах мы впервые встретились с морем. К морю выходит любая улица, перпендикулярная сухумскому шоссе в том числе и улица, ведущая прямо от вокзала. По этой улице мы с Таней и шли, пока взгляд не уперся в низкую ограду, сложенную из шлифованого камня – набережную. Еще два шага вперед – и над белыми камнями ограды показывается ярко-голубая горизонтальная полоска. Море!
Как был прав первый, кто сравнил море с любовью, а любовь – с морем! Есть какая-то непостижимая связь между морем и нашими чувствами: на берегу моря ощущаешь одновременно и возможность счастья, и безбрежность наших желаний. Недаром наше первое с Таней путешествие мы совершили к морю! Желания наши безбрежны. Но счастье возможно. Не жди несбыточного. Живи сегодняшним. Люби искренне. Целуй медленно. И никогда не сожалей о том, что НЕ СЛУЧИЛОСЬ.

 

Но оставим романтику: попробую описать то, что действительно видишь на берегу моря. Просторное, умиротворяющее голубое пространство, раскинувшееся со всех сторон от тебя, если ты сам вплотную подошел к набережной. Линия прибоя изрезана серыми языками волнорезов, глубоко вгрызающимися в воду. У самого берега море прозрачно-бирюзового цвета, сквозь слой набегающих волн просвечивает пестрый калейдоскоп камушков, лежащих на дне. Голос моря не особенно разнообразен, он складывается из двух основных звуков, бесконечно повторяющихся и накладывающихся один на другой: плеск волн о мелкий галечник берега и монотонный печальный шорох откатывающейся волны. Переплеск волн у бетонных стенок волнорезов по точному определению Тани похож на воркование голубей – урчание с мелким-мелким горловым клокотанием.

Море спокойно. Оно воркует, подремывая. Штиль. У горизонта медленно перемещаются три крохотных темных букашки – корабли. Первый из них несколько минут спустя теряется из виду, достигнув крайней точки горизонта, где проходит размытая граница между небом и морем.

В октябре месяце море не слишком приветливо, поэтому, вдоволь налюбовавшись морем, мы устремляемся дальше – к цели нашего путешествия. Наша цель – таинственное пресноводное озеро Бибисири, где по слухам водятся немыслимой величины щуки, а также есть рыболовная база, где всегда можно остановиться. Не скажу, что путешествие очень комфортно и радостно. Нам с Таней предстоит испытать все радости битком набитого автобуса, наполненного гортанными криками горцев, по-южному темпераментно выясняющих отношения. Из Очамчиры автобус берет курс прямо к горам, матово голубеющим у горизонта. Еще один последний штрих на память о приморском курортном городке Очамчиры. Здесь принято почему-то выпускать домашних свиней прямо на улицы, и они бродят по тротуарам и мостовым, затрудняя движение - огромные, пегие, грязные. На главной улице города свинья подошла к урне, стоящей под пальмой, рылом перевернула ее и поедает с чавканьем какие-то отбросы.
- Вот символ города! – сказал я Тане.- Под пальмой в урне роется огромная свинья!

Этот юмористический эпизод скрасил нашу нелегкую поездку. Мы еще долго вспоминали его, когда пробирались через чайные плантации в поисках загадочного озера, затерянного среди равнин и предгорий. Озеро действительно нашлось, на его берегу в самом деле существовала база отдыха, и устроились мы в ней на удивление быстро. Правда, дощатые домики были рассчитаны скорее на летний отдых, поэтому они поскрипывали, продуваемые октябрьским ветерком. Домик, который нам достался, был похож на домик, построенный самым ленивым из трех поросят, это обстоятельство вызвало новый прилив шуток. Не слишком комфортно, но жить можно! Обстановка в домике была прямо-таки спартанская: две железные койки, тумбочка, хромоногий табурет и вбитый в стену гвоздь, заменяющий вешалку для одежды. Но, как говорится, много ли для счастья надо! Хуже всего было то, что таких благ цивилизации, как продуктовые магазины, в радиусе нескольких километров здесь не замечалось. Приходилось рассчитывать на припасы из наших рюкзаков. И еще нас питали смутные надежды на уловы из сказочного озера Бибисири. Но рыбу надо было еще изловить! Чем я и решил занялся со всем усердием, недаром захватил с собой рыболовные снасти, включая даже подаренный отцом складной спиннинг.

В субботу, а именно на третий день нашей жизни на берегу озера Бибисири, часов около четырех мы с Таней бросили в кипящий котелок оставшиеся полбанки консервированного лосося и через четверть часа, невзирая на едкие шуточки хозяина базы Андрея Матвеевича, разлили варево по мискам и принялись хлебать рыбный суп. Как назло, за стол подсел и сам Андрей Матвеевич. Он продолжал изводить меня своими шуточками и насмешками, вот мол сам не умеет рыбу ловить, а жену учит!
Да положение сложилось не слишком обнадеживающее: наши продовольственные припасы на исходе, и единственное, что может нас спасти – это рыба. Но вот попробуй, поймай ее! Почему же щуки не хватают мои блесны? Что же я делаю не так? Когда я напрямик спрашивал об этом Андрея Матвеевича (а он, по свидетельству его жены тети Веры, щук приносил!), того только веселили эти вопросы. «А ты сам спроси об этом щук, послушай, что они ответят!» Я исправно старался поймать щук каждый день, но щуки не отвечали! Не берут – и хоть ты тресни! Вот тебе и заколдованное озеро Бибисири!

Положение это было для меня в новинку. Помнится, что раньше, где бы я ни был, я всегда ловил рыбу лишь для удовольствия. Например, в детстве, на Кубани у бабушки и дедушки. Мало ли всевозможных яств выставлялось на щедрый кубанский стол под акациями! Рыба оказывалась лишь добавлением к борщу, картошке и другой разнообразной снеди, просто временным разнообразием меню. Даже в туристических вылазках за город уха, конечно, никогда не помешала бы, но, в крайнем случае, всегда оставался запасной вариант – сварить суп из взятых с собой пакетиков.

Сейчас же все было совсем иначе. Припасы наши кончались, а значит уха - наша единственная надежда на сытный обед. Рыбалка из развлечения сразу превратилась в необходимость и тотчас сделалась ответственейшим и важнейшим делом. В таком положении мои рыболовные неудачи уже не выглядели предметом для веселого подтрунивания, а воспринимались Таней чуть ли не как моя неспособность «прокормить семью». С удивлением я стал замечать, что Таня говорит о моих неудачах на рыбалке с таким неподдельным презрением, что впору было и обидеться на нее за это.

Сейчас я припоминаю, что начались наши «рыболовные разногласия» с самого первого дня.
… В то утро – наше первое утро на озере – мы поднялись поздно (это неудивительно – мы были вдвоем, а ночь выдалась холодная!). Солнце ослепительно сияло уже высоко в небе над вершинами самых высоких деревьев. По замусоренному дворику перед высоким, на сваях домом здешних хозяев - тети Веры и Андрея Матвеевича – шастали куры, покрякивая, вперевалку ходили утки. Любопытный поросенок тыкался розовым пятачком в зеленые катыши упавших с яблони сморщенных яблочек. С шаткой деревянной лестницы, ведущей к высоко поднятому входу в дом, сбежала, цокая по дощатым ступенькам копытцами и высоко подбрасывая зад, хорошенькая беленькая козочка. Ее ловкость и быстрота были поразительны, тем более, что лестница качалась и скрипела.

По этой лестнице я медленно поднялся в дом. На верхней ступеньке лежала, растянувшись, рыжая вислоухая собака – великолепный охотничий сеттер, через него мне пришлось перешагнуть. В тесном коридорчике я остановился и, мельком отметив про себя, что стена напротив увешана подсаками и садками для рыбалки, громко окликнул тетю Веру. Она тут же выглянула из дверного проема, ведущего в кухню.

- Доброе утро, тетя Вера! А Андрей Матвеевич уже приехал?

Она ответила, что ее муж приехал еще вчера, но сейчас собрался и ушел на охоту. Это было очень некстати – то, что я его не застал. Мне позарез нужны были удочки, а получить их можно было только с разрешения Андрея Матвеевича – без этого тетя Вера не хотела ничего трогать из снастей мужа.
- А ты пойди вон там по дорожке, - посоветовала тетя Вера, - может еще догонишь его, он вышел недавно.
Я бросился вдогонку. За воротами базы начиналась грунтовая дорога с рассыпанным по ней галечником. После ночного дождя дорога была скользкой и сырой. У дальнего поворота дороги под деревьями я заметил фигурку невысокого человека с ружьем за плечами. Без сомнения, это и был Андрей Матвеевич. Я догнал его.
- Андрей Матвеевич, здравствуйте!
- Здравствуй, здравствуй!
- Я тут у вас живу...
- Знаю! В первом домике? Женей звать?
- Да, Женей… Андрей Матвеевич, у меня к вам такая просьба: удочек у вас не найдется? У меня все есть лески, крючки, поплавки, нет вот только удилищ…
- Так возьми там под навесом. Вера подскажет где.
- Большое спасибо! А куда это вы собрались?
- Да вот пошел, может, сойку подстрелю.
- Сойку? А зачем вам сойка?
- А зачем курица нужна? Сварить и съесть!
- Так разве соек едят?
- Как не едят – едят, конечно! Мясо как мясо. Ну, ладно, иди рыбачь. После поговорим.
Я уже отошел на несколько шагов, как услышал, что Андрей Матвеевич окликает меня:
- Снег, погляди-ка, снег!
Я обернулся с недоумением, где мол, какой снег?
- В горах-то, погляди, снег уж лег! Я уж приметил – как в горах выпадает снег, так у нас тут, на озере щука начинает брать. Так что ты про спиннинг не забудь!
Вот эта–то реплика вселила в меня надежды на поимку щуки. Но если б все было так просто! Заполучить удочки у тети Веры, лихорадочно накопать червей за домом в зарослях лопухов было делом десяти минут.

Таня ждала меня на причале. Мы мигом погрузились в лодку и отчалили к ранее мною замеченному месту у кувшинок. Там, у границы кувшинок и чистой воды, как я успел заметить вчера, останавливаются на лодках опытные рыболовы. Именно там ловили плотву братья-армяне Альберт и Георгий, с которыми я познакомился сразу по приезде. На этом месте есть, как можно заметить с берега, рыболовная сидка - ветхий дощатый помост на сваях. Видно, место прикормлено! Ага, вот и она, эта сидка! Причаливаем! Борт лодки ударился о темный каркас сооружения, да так, что оно зашаталось. Как оно, оказывается, хлипко! Но делать нечего – привязываемся.

Я быстро собрал удочки, наживил свеженького червячка, показал Тане эту нехитрую премудрость. Сложнее оказалось научить Таню забросу. Она бросала через голову «со свистом», поплавок плюхался совсем не там, где надо. Сколько я ни пытался ее наставлять, дело не шло на лад. Хуже всего было то, что рыба не клевала! Рыболовы знают, что нужна усидчивость, когда ждешь, пока подойдет рыба. Откуда же было взяться этой усидчивости у девушки, которая, должно быть, первый раз в жизни была на рыбалке!

Прошло полчаса, час, а ситуация не менялась. Таня перестала проявлять интерес к своему поплавку. Зато близко к сердцу стала воспринимать мои попытки «наставить ее на путь истинный». В который раз она сделала неловкий заброс, и поплавок ее удочки шлепнулся прямо в кувшинках. «Когда ты уже научишься забрасывать?» - невольно вырвалось у меня. В ответ на эту реплику Таня вдруг бросила удочку и обиженно воскликнула: «Хватит! Мне это уже надоело! Только и слышу: когда ты уже научишься забрасывать! Как ты червяка насадила! (Таня передразнила мои интонации голоса). Больше не хочу никакой твоей рыбалки! Отвези меня на берег!»

Я повиновался. Молча отвязал веревку, смотал удочки, бросил их на дно лодки и налег на весла. Такое уже было. У других это называется «размолвка» или так: «она надулась, обидевшись на него». Эти Танины фокусы я для себя назвал одним словом – каприз. Я знал, что когда Таня «в капризе» ничего не поможет. Лучше ей не перечить. Почему-то во время нашей поездки такое случалось не один раз. Сейчас был именно такой случай. А как жаль! Мне так хотелось приобщить Таню к своему увлечению рыбной ловлей! Но ничего не поделать, первое знакомство с рыбалкой ей не пришлось по душе. Подумаешь, пусть не клюет, пусть иногда сверху капает дождь, но ведь это так красиво, романтично – озеро, кувшинки, плавание в лодке, скрип уключин и всплески рыбы на утренней заре! Разве рыбалка хороша только уловами? Бывает же, что рыба не хочет брать, но ведь именно это и интересно – как ее перехитрить! Если б в рыбалке все было просто, большинство из завзятых рыболовов вообще не ходили бы на рыбалку…Но как объяснить все это девушке, которую я с некоторых пор называю своей женой?

А на другой день с утра шел дождь, но, невзирая на это, я осторожно, чтобы не разбудить Таню, поднялся с постели, умылся, оделся и, оставив на подушке рядом с Таней листок папиросной бумаги со словами «Ушел на рыбалку. Муж», отправился на озеро. Впрочем, мой утренний выезд под дождем ни свет ни заря ничего не дал. Две крошечных красноперки (весь мой утренний улов) положение с продовольствием не спасали, поэтому я, наживив их в качестве живцов, оставил живцовые снасти на озере, замаскировав их камышами. Таня встретила меня грустная, с глазами, опухшими от слез. Она бродила по берегу одна, без берета, ее пушистые волосы были влажными от дождя. Как я мог сбежать от нее? Получалось так, будто я нарочно оставил ее одну. Каково же было ей после бессонной ночи «выяснения отношений» вдруг обнаружить, что ее муж исчез!

Напрасно я пытался объяснить, что я хотел обрадовать ее и наконец-то поймать злосчастную рыбу! Таня была непреклонна, она была настроена обвинять меня, обвинять даже в тех грехах, которые я не совершал. Я растерялся, я не знал, как реагировать на эти несправедливые слова. Да, в ту ночь мы много разговаривали, да, мы заснули на разных постелях, но разве это повод для ссоры?
- Надень берет, ты простудишься, - сказал я. И вдруг Таня не выдержала.

- Зачем? - воскликнула она с отчаянием. – Все равно все это ложь – и то, что ты ушел просто на рыбалку, и то, что мне надо надеть берет, и то, что тебе это не все равно – надену я берет или нет!
Она плачет, опустив голову и пряча лицо. Она плачет беззвучно. Что это с ней? Я не знал, что и подумать, теряясь в догадках, отчего все это: и ее бессонница нынешней ночью, и эта утренняя прогулка под дождем, и ее слезы…

- Не плачь, Таня, не надо.
- А я и не плачу. Это все дождь.
- Хорошо, спишем это на дождь.

В тот день я все-таки, как мог, успокоил Таню. Я надеялся, что это так пришлось под настроение, что не все так серьезно и «все эти конфликтовые смуты – конфликт на час».
Но, тем не менее, наша жизнь на Бибисири не была такой уж безоблачной. Даже когда через пару дней выглянуло солнце и воцарилось, наконец, классическое «бабье лето» с мерцающими в воздухе паутинками и обильной росой по утрам. Я не оставлял попыток поймать рыбу, и Таня, похоже с этим смирилась. Она оставалась по утрам одна.

…Это утро, как я теперь понимаю, началось с удивительного везения. Мне удалось взять лодку раньше других рыболовов, а это значит – лучшую лодку, а не полузатопленную, не с разбитыми уключинами. Обычно рыбалка начиналась с вычерпывания воды из лодки, а это занимало слишком много времени. Сегодня я взял уверенный старт, и мог первым прибыть на место. А это значит – мне первому достанется жадность первого утреннего клева (если он вообще будет!)

Позже Таня рассказывала: «Я пошла умываться и встретила Андрея Матвеевича. И он мне так ехидненько говорит: «Что, проспали лодочку?» А я ему отвечаю: «Мой муж еще в пять часов утра встал и поплыл на рыбалку». Ну, тут он, конечно, удивился и сказал, что ты молодец».

Ну, встал я, положим, не в пять утра, а попозже – часов в шесть, но это дела не меняет. Все равно, когда я вышел к пристани, держа в одной руке тяжелые весла, а в другой – удочки, спиннинг и рыболовную сумку, - была еще самая настоящая ночь. Черный влажный небосвод мерцал россыпью желтых остреньких осколочков – звезд, среди них светилось оранжевое пятно луны. В лунном свете блестели мокрые скамейки лодки, они были мокры от утренней росы. Вообще, сырость была промозглая и холодина ей под стать. Изо рта отлетал размытой струйкой белый парок. Я поспешно погрузился в мокрую лодку, сел за весла и принялся энергично грести, чтобы согреться. Я взял курс на заросли кувшинок у противоположного берега озера. Когда прибыл, наконец, на место, луна уже зашла за тучку. Сделалось еще темнее, еще мрачнее. Но делать нечего – ловить рыбу все равно надо! Я нашарил на дне лодки мокрую веревку, закинул ее за сваю, обкрутил вокруг нее и накрепко связал. Бросил прикормку – остатки вчерашней каши. Забросил удочки. Теперь оставалось только ждать клева.

Клев – что же это такое? Явление, недоступное нашему разумению, желанию, неподвластное никаким прогнозам. Прав был древнегреческий мудрец, когда воскликнул: «Сколько известно обо всякой чепухе – и ничего о клеве рыбы!» Представляю, сколько же надо было просидеть, глядя на поплавок, прежде чем эта мысль пришла в его древнегреческую голову! Вспомнил, что в детстве, чтоб уговорить рыбу клюнуть, мы с братом заклинали поплавки, сочиняли какие-то стихи. И вот теперь я не смог придумать ничего другого, как вспомнить нашу детскую присказку:
Как много рыбы тут, поймать бы хоть одну!
Мой красный поплавок иди, иди ко дну…

И вдруг – о чудо! – заговорные слова подействовали: поплавок окунулся один раз, вынырнул, слегка пританцовывая, и вдруг решительно погрузился в глубину. Еще не веря своему счастью, я подсек, и тут же почувствовал, как на другом конце лески, согнув удилище в дугу, засопротивлялась сильная рыба. Это оказался окунь приличных размеров, борьба с ним доставила удовольствие, стоило трудов втащить его в лодку. Какой красавец! Впрочем, мне некогда было любоваться своей добычей, так хотелось скорее забросить снова. И я не удивился, когда поплавок, оправдывая надежды, снова ожил и заплясал, и снова на леске заходила рыба, на этот раз крупная плотва. И дело пошло!

Одним словом, когда солнце поднялось выше и наконец показалось из осенней мглы, моя лодка, как в сказке была наполнена трепыханьем живого серебра. Окуни, красноперка, плотва – с таким уловом не грех было и возвращаться домой. Невольно я стал придумывать достойную фразу, которую скажу Тане при возвращении: «А вот и я, встречайте! Добытчик- муж вернулся с уловом!» Собственно, «план по вылову рыбы» я выполнил, можно было со спокойной совестью держать курс на пристань.

Но на этой волне удачи мне хотелось чего-то еще. Я взялся за спиннинг, до сих пор лежавший без дела, прицепил к леске колеблющуюся блесну «Норич». На обратном пути решил «дорожить» вдоль края кувшинок. Прием этот старый, испытанный, правда раньше мы всегда ловили вдвоем с братом, один греб – другой забрасывал и держал спиннинг. Теперь пришлось, сделав заброс, зажать спиннинг между колен и быстро рывками начать грести, чтоб блесна не успела лечь на дно. Поначалу с непривычки у меня не получалось, блесна цеплялась за растения на дне и приходила «с травою морскою», но очень скоро я приспособился и дело пошло на лад. Лодка, направляемая ровными взмахами весел, скользила вдоль края кувшинок, блесна, играя, шла за лодкой метрах в десяти. И я помню, у меня появилось ощущение – сейчас что-то случится! Внимание и еще раз внимание! И ощущение не подвело! Внезапно спиннинг дернулся, катушка затрещала, я еле успел бросить весла и подхватить спиннинг в руки – и в ту же минуту почувствовал, как сильная рыба пошла куда-то вправо, под кувшинки. Только не сорвись! – умолял я рыбу, почувствовав ее реальную силу. В борьбе с такой крупной рыбой главное – не потерять хладнокровия, не наделать ошибок. Я еле сдерживал ее мощные толчки. Только не дать ей уйти в кувшинки и там запутаться! Борьба длилась, кажется, целую вечность: в таких случаях теряешь ощущение времени. И вот обессиленная щука подтянута к лодке! Ее пасть разинута, ходуном ходят жабры. Я подхватываю чудище под жабры. Великий миг! Вот так везение! На такое завершение рыбалки я не мог рассчитывать даже в самых смелых своих мечтах! Мы с Таней спасены от голодной смерти! Мое реноме добытчика, главы семьи, мужа и кормильца восстановлено! Я снова могу рассчитывать на то, что ко мне возвратится уважение, а значит и любовь моей жены!

Не стану описывать свое «триумфальное» возвращение, охи и ахи Тани на берегу (она ждала меня у причала!), как мы вместе чистили и потрошили рыбу, суетились, разжигая костер. Когда я сдавал весла Андрею Матвеевичу, я как бы невзначай упомянул: щука взяла на блесну «Норич». Какая щука? Приличная, килограмма четыре ( тут я не сильно преувеличил). Хозяин базы взглянул на меня с уважением: «Теперь твоя женушка сердиться не будет!».

Так оно и вышло – в то утро Таня смотрела на меня совсем другими, восхищенными глазами. А я …я смотрел с удивлением на нее: до чего же быстро она переменилась! Как будто не было всех наших размолвок, не было позавчерашнего «дождливого» настроения, пролитых слез и горьких упреков! Не было больше капризной обиженной девочки, «принцессы на горошине», которой все не так. Была милая и веселая спутница, которая во всем поддерживала своего мужа, без лишних слов взяла и помыла тарелки, собрала даже маленький букетик октябрьских цветов и украсила ими обеденный стол.

Пока уха булькала и дымилась, я зачарованно смотрел на огонь и думал: как мало, в сущности, нужно человеку для полного счастья! Только одно туманное утро, несколько поклевок плотвы, хватка щуки на блесну…совсем немного везения. Или, может быть, все-таки нужно человеку не так уж и мало? Нужно, чтобы был рядом кто-то, кто оценит твой небольшой рыболовный успех, кто разделит твою радость, кто будет, пробуя уху, изо всех сил дуть на ложку и, обжегшись, счастливо смеяться?

…Надо ли говорить, что уха, сваренная на костре на берегу таинственного озера Бибисири октябрьским утром, бесподобна, неповторима, сказочно хороша? И вдвойне эта уха желанна и вкусна, когда готовишь и пробуешь ее вместе с любимой! Но разве в ней только дело, в этой ухе, в том, что мы наконец-то досыта, как положено, поели? Может все дело в чем-то другом? Интересно, а в чем же?

 

Евгений Жёлтышев

( Рассказ подготовлен по дневниковым записям моего брата Евгения и посвящается его памяти. Юрий Жёлтышев)

12.12.2008